Никто не умрет девственником. Жизнь трахнет каждого.
Воспоминания покрытые слоем серой пыли, которую требуется сдуть. Или протереть мягкой тряпочкой или полотенцем Так чтоб блестело и было чисто.
Когда ты под вечер холодный возращаещься домой, при этом на улице, казалось бы, должна быть зима со снегом и снежинками. И вроде бы скоро Новый год, а настроение этого ежегодного праздника нет.
Ты поднимаешься по лестнице, медленно ступая по ступеням и звеня связкой ключей, с кем-то прекрасно-оруще-громким в ушах. Ты жутко устал, ты еле-еле передвигаешь ноги.
Открываешь дверь, поворачивая ключ в два оборота и медленно со скрипом открывая дверь. И медленно понимаешь, что он полон людей.
Две бабушки, просматривающие черно-белые фотографии. Старые, темные, все в трещинках. Уголков оторваны, а от фотографии будто пышет огнем тепла рук, державших снимок.
Дядя аккомпанирует гитарой, дергая струны.
Бабушки очень милые когда улыбаются и заливисто колокольчиком смеются.
Тихие разговоры, похожие на шелест листьев осени. В вкрапленным, будто прорисованными черным углем вопросами. Песни под гитару.
Она давно не чувствовала чужих рук. Чужих умелых рук. Гитара новая и струны поют. Скрипят. Звук захватывает. Тянет там где-то в глубине души. В глубине груди. В сердце.
Чай с двумя ложками сахара из большой белой чашки. Запах старости и старины. Запах черно-белого ретро, казалось бы далеко ушедшего. В далекую серость.
Запах тепла и уюта от этих пожилых женщин. Давно потерянная молодость, утерянного со временем. Они потерянные люди нового поколения.
Они помогают вспоминать и запоминать, думать и размышлять, их истории втягивают в ту жизнь. В тот кошмар. В тот ужас.
Показывают ту реальность.
Прошлое соприкасается с будущим, далекого прошлого и от этих рассказов ты не можешь спать ночами, мучаешься кошмарами.
Твои руки покрываются мурашками, а пальцы сводит судорогой.
И ты внезапно просыпаешься.
Открывая глаза.
Да, ребята, это война.
Это плохо
Когда ты под вечер холодный возращаещься домой, при этом на улице, казалось бы, должна быть зима со снегом и снежинками. И вроде бы скоро Новый год, а настроение этого ежегодного праздника нет.
Ты поднимаешься по лестнице, медленно ступая по ступеням и звеня связкой ключей, с кем-то прекрасно-оруще-громким в ушах. Ты жутко устал, ты еле-еле передвигаешь ноги.
Открываешь дверь, поворачивая ключ в два оборота и медленно со скрипом открывая дверь. И медленно понимаешь, что он полон людей.
Две бабушки, просматривающие черно-белые фотографии. Старые, темные, все в трещинках. Уголков оторваны, а от фотографии будто пышет огнем тепла рук, державших снимок.
Дядя аккомпанирует гитарой, дергая струны.
Бабушки очень милые когда улыбаются и заливисто колокольчиком смеются.
Тихие разговоры, похожие на шелест листьев осени. В вкрапленным, будто прорисованными черным углем вопросами. Песни под гитару.
Она давно не чувствовала чужих рук. Чужих умелых рук. Гитара новая и струны поют. Скрипят. Звук захватывает. Тянет там где-то в глубине души. В глубине груди. В сердце.
Чай с двумя ложками сахара из большой белой чашки. Запах старости и старины. Запах черно-белого ретро, казалось бы далеко ушедшего. В далекую серость.
Запах тепла и уюта от этих пожилых женщин. Давно потерянная молодость, утерянного со временем. Они потерянные люди нового поколения.
Они помогают вспоминать и запоминать, думать и размышлять, их истории втягивают в ту жизнь. В тот кошмар. В тот ужас.
Показывают ту реальность.
Прошлое соприкасается с будущим, далекого прошлого и от этих рассказов ты не можешь спать ночами, мучаешься кошмарами.
Твои руки покрываются мурашками, а пальцы сводит судорогой.
И ты внезапно просыпаешься.
Открывая глаза.
Да, ребята, это война.
Это плохо